Снег все становился белее и ярче, так что ломило глаза, глядя на него. Оранжевые, красноватые полосы выше и выше, ярче и ярче расходились вверх по небу; даже красный круг солнца завиднелся на горизонте сквозь сизые тучи; лазурь стала блестящее и темнее. По дороге около станицы след был ясный, отчетливый, желтоватый, кой-где были ухабы; в морозном,
сжатом воздухе чувствительна была какая-то приятная легкость и прохлада.
— Потеха! — сказал о. Христофор и махнул рукой. — Приезжает ко мне в гости старший сын мой Гаврила. Он по медицинской части и служит в Черниговской губернии в земских докторах… Хорошо-с… Я ему и говорю: «Вот, говорю, одышка, то да се… Ты доктор, лечи отца!» Он сейчас меня раздел, постукал, послушал, разные там штуки… живот помял, потом и говорит: «Вам, папаша, надо, говорит, лечиться
сжатым воздухом».
Неточные совпадения
В сухом и чистом
воздухе пахнет полынью,
сжатой рожью, гречихой; даже за час до ночи вы не чувствуете сырости.
Знамя красно дрожало в
воздухе, наклоняясь вправо и влево, и снова встало прямо — офицерик отскочил, сел на землю. Мимо матери несвойственно быстро скользнул Николай, неся перед собой вытянутую руку со
сжатым кулаком.
Он часто раздувал ноздри широкого носа, громко втягивал ими
воздух и крякал, точно всегда подавляя что-то, пытавшееся вырваться из его крепко
сжатых губ.
Но тут он остановился; голос его как словно оборвался на последнем слове, и только сверкающие глаза, все еще устремленные на дверь, силились, казалось, досказать то, чего не решался выговорить язык. Он опустил
сжатые кулаки, отступил шаг назад, быстрым взглядом окинул двор, снова остановил глаза на двери крыльца и вдруг вышел за ворота, как будто
воздух тесного двора мешал ему дышать свободно.
Через минуту бричка тронулась в путь. Точно она ехала назад, а не дальше, путники видели то же самое, что и до полудня. Холмы все еще тонули в лиловой дали, и не было видно их конца; мелькал бурьян, булыжник, проносились
сжатые полосы, и все те же грачи да коршун, солидно взмахивающий крыльями, летали над степью.
Воздух все больше застывал от зноя и тишины, покорная природа цепенела в молчании… Ни ветра, ни бодрого, свежего звука, ни облачка.
Песчаный и пустынный берег дрогнул от его крика, и намытые волнами моря желтые волны песку точно всколыхнулись. Дрогнул и Челкаш. Вдруг Гаврила сорвался с своего места, бросился к ногам Челкаша, обнял их своими руками и дернул к себе. Челкаш пошатнулся, грузно сел на песок и, скрипнув зубами, резко взмахнул в
воздухе своей длинной рукой,
сжатой в кулак. Но он не успел ударить, остановленный стыдливым и просительным шепотом Гаврилы...
Дурная, застоявшаяся кровь, отравленная гнилой пищей, гнилым
воздухом, насыщенная ядами обид, бросилась в головы, — лица посинели, побагровели, уши налились кровью, красные глаза смотрели слепо, и крепко
сжатые челюсти сделали все рожи людей собачьими, угловатыми.
Полканов исподлобья смотрел в пылающее волнением лицо Бенковского и сознавал, что этому юноше нужно возражать словами, равными его словам по силе вложенного в них буйного чувства. Но, сознавая это, он не чувствовал желания возражать. А огромные глаза юноши стали ещё больше, — в них горела страстная тоска. Он задыхался, белая, изящная кисть его правой руки быстро мелькала в
воздухе, то судорожно
сжатая в кулак и угрожающая, то как бы ловя что-то в пространстве и бессильная поймать.
В последних числах августа, во время больших маневров, N-ский пехотный полк совершал большой, сорокаверстный переход от села Больших Зимовец до деревни Нагорной. День стоял жаркий, палящий, томительный. На горизонте, серебряном от тонкой далекой пыли, дрожали прозрачные волнующиеся струйки нагретого
воздуха. По обеим сторонам дороги, куда только хватал глаз, тянулось все одно и то же пространство
сжатых полей с торчащими на нем желтыми колючими остатками соломы.
Из
сжатых уст, крутясь, явилось жало,
Подобное мечу о двух концах,
На
воздухе мелькая, задрожало...
О том, что любая мышь слушается тонкого звука, произведенного втягиванием
воздуха между
сжатыми губами: этот звук издают крысиные вожаки, как сигнал к вниманию.
Когда природа вся трепещет и сияет,
Когда её цвета ярки и горячи,
Душа бездейственно в пространстве утопает
И в неге врозь её расходятся лучи.
Но в скромный, тихий день, осеннею погодой,
Когда и
воздух сер, и тесен кругозор,
Не развлекаюсь я смиренною природой,
И немощен её на жизнь мою напор.
Мой трезвый ум открыт для сильных вдохновений,
Сосредоточен я живу в себе самом,
И
сжатая мечта зовёт толпы видений,
Как зажигательным рождая их стеклом.